В снежной мгле возник и вышел из тумана Шурале,
Жду, беззвучен и недвижен, что на сей раз на уме.

Перво-наперво мне в шапку пальцы длинные вдавил,
Не проходят пальцы в шапку, мех в себя не пропустил.

Стал тогда искать рукою мне лицо пощекотать,
Не с моею кислой миной от щекотки хохотать.

После этого принялся тыкать в шею мне перстом,
Обмотал я прежде шею толстым вязаным шарфом.

Спину пальцами прощупав, растерялся неспроста:
Кабы летняя рубашка! Шуба зимняя толста.

Будто важным делом занят, испытал щекоткой грудь,
Не найдя, оставил, чтобы отыскать хоть где-нибудь.

Я как есть сама капуста. Каждой вещи семь слоев.
На хребте ту тяжесть лошадь ощутила бы своем.

Стал теперь руками шарить он на поясе, но там
Всё узлы одни и путы, не развяжет сам шайтан.

Как щекоткой ни старался он пронять подошвы ног,
Ничего не получилось, глух был валеный сапог.

– До чего в лесу и поле ты привязчив, Шурале!
Так слоняешься без дела и без пользы по земле.

Где тебе проникнуть к телу! Уж на что мороз горазд,
Прогоняла лисья шуба брата вашего не раз.

На меня за это злобу затаил мороз с тех пор,
Наказал теперь бурану отомстить за свой позор.

После этих слов в тумане он растаял и исчез,
Только смех его визгливый прозвучал, где дальний лес.

Он же баловень природы: утром, вечером и днем
Ищет смеха он. Посмеет худо кто сказать о нём?

Перевод В.Думаевой-Валиевой

(Из сборника: Избранное/Габдулла Тукай; Перевод с татарского В.С.Думаевой-Валиевой. — Казань: Магариф, 2006. — 239 с.)

От alex009

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *