(Вопросы метода и жанра)

Оглавление

Перелистывая страницы прошлых лет >>>
Художественный метод Тукая-лирика (к становлению творческих принципов поэта) >>>
Сплав реализма и романтизма >>>
Единство и многообразие >>>
Продолжение доброй традиции >>>



(К становлению творческих принципов поэта)

1

Тукай начал печататься в конце 1905 года, но первые творческие опыты его относятся еще к 1903—1904 годам; будущий поэт, наряду с переводами басен И. А. Крылова, написал в эти годы и отдельные сатирические и хвалебные (одические) стихи. Конечно, стихотворения эти еще далеки от совершенства; в них преобладают прямой пересказ мыслей самого автора или подробное перечисление каких-то качеств описываемого персонажа и т. д. Но в стихотворных опытах молодого Тукая заслуживает внимание то, что в них поставлены важные и актуальные для того времени вопросы (просвещение народа, прогресс нации и др.). Знание нужд и потребностей народа, активное изучение жизни явились одним из решающих факторов в становлении Тукая как «поэта действительности».
И вполне закономерным было    появление в    печати стихотворения Тукая «Сон мужика» («Мужик йокысы», 1905), написанного как свободный перевод произведения «Что ты спишь, мужичок?» А. В. Кольцова (1809— 1842). В критической литературе о Тукае уже сделан достаточно полный идейно-тематический анализ стихотворения «Сон мужика». В данном случае мы еще раз обращаемся к нему потому, что в нем довольно ярко проявились художественные принципы и тенденции, характерные для раннего реализма поэта.
В свое время произведение А. В. Кольцова было высоко оценено революционно-демократической критикой. «У кого, кроме Кольцова, можно встретить такие стихи»,— писал, например, В. Г. Белинский, приводя следующие строки поэта:

На гумне — ни снопа,
В закромах — ни зерна;
На дворе, по траве,
Хоть шаром покати.
Из клетей домовой
Сор метлою посмел
И лошадок, за долг,
По соседям развел.

Стихотворение «Что ты спишь, мужичок?» критик относит «не только к лучшим пьесам Кольцова, но и к числу замечательных произведений русской поэзии»* (* В.  Г.  Белинский.    Полное  собр.  соч.  в   11-ти т.   Изд-во АН СССР, 1953—1956, т. IX, стр. 536, 537.).
Реалистическое содержание кольцовского произведения в основном передано и в стихотворении Тукая. «Глубоко новым для татарской поэзии был сам факт появления на татарском языке стихотворения о трагических буднях простого человека», молодой поэт «ищет путь реалистического осмысления жизни народа»* (* Г.  Халит.    Тукай    и    его    современники.     Казань,     1966, стр. 94, 97.).

На гумне нет зерна,
На поле нет хлебов;
Есть лошадка, и та дряхлая…
Подстрочный перевод*.
(* Везде, где не указан автор перевода, подстрочный перевод стихов Тукая сделан нами по 4-томному изданию: «Г. Тукай. Әсәрләр», Таткнигоиздат, 1955—1956. А русский текст стихотворений поэта приводится по книге «Г. Тукай. Избранное. Стихи, поэмы, сказки», Казань, Таткнигоиздат, 1969.— Н. Л.).
В этих и других строках произведения Тукай реалистически описывает трудное положение крестьянина. Эта часть стихотворения реалистична, если можно так сказать, не только по содержанию, но и по принципам изображения, стилю изложения. Стиль этот условно можно было бы назвать объективно-повествовательным, в таких эпизодах жизненное явление изображается не приемами лирического повествования, а передается в объективных, прямо и непосредственно выхваченных из жизни картинах.
Расхождения тукаевского произведения с оригиналом начинаются в собственно «лирической части» стихотворения, в тех строках, где поэт излагает свою положительную программу: «Не жалуйся на отсутствие состояния, обвиняй только себя; засевай хлеб, земля плодородна — получишь все в достатке» и т. д.— вот, по его мнению, пути выхода мужика из нищенского существования. Именно здесь проявилась незрелость социально-политических взглядов молодого поэта, ограниченность его реализма. Во всей остроте поставив проблему и верно осветив важные стороны ее, пути разрешения их Тукай видит не в том, на что, например, намекает в своем стихотворении Кольцов.
И в художественном отношении эта часть стихотворения Тукая весьма несовершенна. В таких строках он встает на путь прямых наставлений, дидактических призывов. Все это, безусловно, ослабляет образную силу, художественную  убедительность  произведения  поэта.
Таким образом, уже в первом печатном произведении, наряду с сильными, положительными, наметились и отрицательные тенденции в творческом методе молодого Тукая. Все это так или иначе усложнило движение поэта по пути реализма, процесс освоения им принципов лирико-поэтического отображения жизни. Речь идет о так называемых «дидактических» стихотворениях Тукая, о «просветительском этапе» в его лирике.
Как известно, своеобразие художественных методов и той или иной национальной литературе обусловливается как литературными традициями, влияниями, всем ходом литературного процесса в прошлые века, так и особенностями формирования общественно-политической мысли на определенном этапе жизни народа. «Идейной основой реализма XVIII века является просветительская идеология,— пишет, например, Н. Гуляев, говоря о русской литературе,— которая, отражая своеобразие условий социальной жизни (кризисное состояние феодального строя и относительную -неразвитость буржуазного уклада), определила границу и глубину реалистического отражения действительности в творчестве реалистов-просветителей. («Филологические науки», 1966, № 2, стр. 167.)
Такова была роль просветительской идеологии и в истории татарской литературы. Она питала не только общественно-политические, но и литературно-эстетические воззрения писателей вплоть до конца XIX и даже начала XX века. Татарские писатели-просветители, говоря словами М. Горького, «на литературу смотрели педагогически, как на средство исправления нравов»* (* М.  Горький.  История русской    литературы.    Гослитиздат, 1939, стр.  14.). Просветительский взгляд на назначение литературы и искусства определил идейно-тематическую направленность и художественные принципы многих татарских поэтов и рассматриваемого периода: основной формой выражения содержания в их ранних стихотворениях обычно выступают приемы дидактической, рационалистической поэзии прошлого.
«И ты, Дума, не спи,— поучает, например, 3. Башири,— врагов не защищай»; «идет борьба… льется кровь за землю, и ты действуй, не жалея своих сил» и т. д.* (* Избранные произведения   (на тат. яз.).   Таткнигоиздат,   1958, стр. 9.).

{mospagebreak}

Мечтой о преобразовании общества при помощи Государственной думы и просветительских мероприятий полны «дидактические» стихотворения «Обращение к Государственной думе» (1906) Н. Думави, «Обращение к Думе», «Живи, свобода» (1906) 3. Башири, «Первая Дума открылась» (1906) М. Гафури и др.
Немало стихотворений раннего Тукая также написано в форме нравоучительных наставлений, дидактических призывов. Таковы произведения конца 1905 и начала 1906 годов «О единстве», «Слово друзьям», «В саду знаний», «О, перо!», «Шакирд, или одна встреча», «Не только в честь газеты «Мысль». В них можно видеть и отдельные картины, верно воссоздающие атмосферу той эпохи, события времен Первой русской революции. Однако все эти произведения в целом написаны с целью пропаганды просветительских идеалов молодого поэта. Ставя актуальные проблемы времени, выдвигая реальные требования народа, Тукай становится на путь «просветительных» наставлений:

О,   друзья,    возьмемся   за   руки,   пойдем   вперед,
Давайте посмотрим, как живет другой парод;
В мире культуры займем свое место,—
Хоть и трудна дорога, но шагнем вперед.
(Слово друзьям.)

Мы, усилья умножая, будем книги выпускать,
Побеждая светлой силой темноты слепую рать.
Пусть растут труды науки с каждым днем во много раз,
Пусть на ниве просвещенья увенчает слава нас!
(В саду знаний. Пер. А. Ахматовой.)

Или вот стихотворение «Шакирд, или одна встреча» (январь 1906). В нем немало строк, воспевающих образованных шакирдов и правдиво рисующих их нищенскую жизнь. Однако, как известно, произведение это резко отрицательно было оценено и самим поэтом. Исследователи по-разному объясняли причину такого отношения Тукая к своему стихотворению: идейная незрелость произведения, архаичность языка и стиля, дидактизм и др. В самом деле, в стихотворении очень много тяжеловесных рассуждений, нудных наставлений.

О том, что ты голоден, знай про себя,—
Скупой все равно не накормит тебя;
Ты просьбой перед ним свою честь не унизь,
Надейся   на   бога,  учись  и  трудись.
(Пер. П. Шубина.)

Писатели-просветители, пишет исследователь, «оказались неподготовленными к яркой индивидуализации персонажей, а потому и к интенсивной, психологической их характеристике». Эти суждения, в основном характеризующие эпические жанры, могут быть отнесены и к дидактической поэзии. Именно такая характеристика лирического героя отсутствует в раннем творчестве Тукая. Дидактизм и назидательность препятствуют индивидуализированному изображению внутреннего мира человека во всем его богатстве и сложности, воссозданию мыслей и чувств в их свободном течении и развитии.
Безусловно, идейно-эстетический диапазон ранней лирики Тукая не ограничивается лишь рассмотренными явлениями и тенденциями. «Раннее творчество Тукая, — писал Г. Халит,— явило собою образец страстного гражданского вторжения татарской литературы в народную жизнь, в социально-политическую атмосферу эпохи и в ее повседневность с демократических позиций»* (* Проблемы творческого метода в татарской литературе (1905—1932 гг.), Казань, 1968, стр. 10.).
Актуальность призывов, романтика борьбы, устремленность в будущее, страстное желание свободы как бы выводили отдельные стихи Тукая за рамки дидактического морализаторства. Не нравоучение, не мораль, а высокое гражданское слово или призыв берет верх в лучших стихах молодого поэта. Вот несколько строк из стихотворений Тукая, написанных в самом начале его творческого пути:

О мой народ, глаза раскрой:
Мир изменяет облик свой!
Довольно спать! Над головой
Заря взошла навеки.
Упрямых жалко мне слепцов:
Очнитесь вы, в конце концов!
Услышьте будущего зов,
Ждет счастье нас навеки.
(О единстве. Пер. Р. Морана.)

«Всем павшим благодарны мы,— пишет Тукай в стихотворении «О свободе»,— восставшим против зла и тьмы борцам стальной породы».
Мир благородным душам их! Ценой великих мук земных
Они для нас — для всех живых — Зажгли зарю свободы.
(Пер. Р. Морана.)

Такие стихи Тукая можно отнести к первым образцам гражданской лирики не только в творчестве самого поэта, но и в татарской лирической поэзии данного периода вообще (это была совершенно новая струя, внесенная Тукаем в татарскую поэзию 1905—1906 годов. Отдельные примеры таких лирико-гражданских стихов можно видеть лишь у М. Гафури или Г. Камала). Здесь уже почти отсутствует форма дидактических призывов, наставлений, преобладает стиль объективированного лирического повествования. Этот момент представляется нам особенно важным в освобождении лирики Тукая от рационалистичности, прямолинейности в изложении мысли.
Просветительскую эстетику и реализм, писал И. Нуруллин в статье «О просветительском реализме в татарской литературе», нельзя рассматривать как два явления, абсолютно отрицающие друг друга. Писатели-просветители «также имели дело с жизненным материалом. При наличии таланта этот материал не всегда укладывался в довольно тесные рамки их предвзятых творческих принципов. При изображении того или иного персонажа, при показе его поступков писатели иногда, сами того не сознавая, охватывают характерные черты, вытекающие из сущности действительности»* (* Сб. «Габдулла Тукай». Таткнигоиздат, 1968, стр. 159—160.). Автор тут говорит в основном об эпической, сюжетно-повествовательной литературе, где событиями или образами движет и сама логика их развития, когда изображаемые явления как бы следуют логике своих «жизненных прототипов». Но своеобразное проникновение в «просветительские» произведения отдельных жизненных картин можно видеть, например, и в ранней поэзии Тукая. Даже самые типичные образцы дидактической поэзии, каким является, например, стихотворение «Слово друзьям», содержат реалистические детали, вполне художественные   «куски».

{mospagebreak}

Важным показателем накопления реалистических элементов в татарской поэзии тех лет исследователи считают увеличение количества повествовательных (т. е. таких, где объективно изображается какое-либо явление или рассказывается о каком-то событии,) и пейзажных стихов. Говоря о поэзии М. Гафури данного периода, Г. Рамазанов, например, пишет: «На смену стихам дидактического характера у Гафури приходят широкие картины жизни, реалистические детали, живые пейзажи»* (* Творчество М. Гафури. Автореф. докт. дис., М., 1966, стр. 16.).
Действительно,   повествовательные    стихи — широко распространенная форма в татарской поэзии начала XX века. Именно в такой форме создаются первые образцы реалистической поэзии, именно    с таких   произведений начинался путь многих татарских поэтов    к    реализму. В повествовательной манере написаны, например, стихотворения «Одно воспоминание» (1903), «Жалкий нищий» (1906) и замечательные пейзажные зарисовки М. Укмаси, стихи И.   Думави    «Время    революции»,    «Весна», «Земля богатых» (1906) и др. Даже Дэрдменд, с самого начала выступивший как сильный поэт-лирик, написал в 1906 году несколько стихотворений, в которых рассказывается какая-то история или описываются отдельные картины природы  («Минувшие   дни», «Дождь» и   др.). В названных   произведениях   прослеживаются    как бы две линии: если поэты выступают   от себя,   т. е. пишут «чисто» лирические стихи, то в большинстве случаев это дидактика, назидательность. А в сюжетных,    повествовательных стихах они более правдивы: выхвачены точные и живые картины жизни,   деревенского быта    или природы   и т.   д.
Реализм раннего Тукая также нагляднее всего обнаруживается в стихотворениях, написанных в стиле объективированного изображения, описания. Такие стихи поэта содержат много глагольных форм и внешне представляют собой перечисления того, что он видел или слышал, что делал его лирический герой при определенных обстоятельствах.
Но с точки зрения специфики лирического жанра определенный интерес в данном случае представляют «промежуточные» стихи, в которых авторы обращаются к приемам как лирического, так и эпического повествования, стремятся использовать ту или иную картину для создания умонастроения, воспроизведения своего душевного состояния и т. д. В стихотворении Н. Думави «Весна» (1906) — объективированное описание картин весенней природы и деревенской жизни; а в конце произведения Думави пишет:

Открыв глаза, давайте посмотрим: весна наступает,
Снег, причинивший столько мучения бедным, уж сходит*.
(* Н.  Думави.   Стихи   и   поэмы   (на тат. яз.),  Казань,   1960.)

Это уже не просто беспристрастное, так сказать, описание, а прямая оценка увиденного, прямое выражение своего «я»; стихотворение «Весна» представляет собой один из первых образцов лирического воплощения социальной темы в поэзии Думави.
В стихотворении «Минувшие дни» (1906) Дэрдменд рассказывает о минувших радостных днях: было веселье, были игры, шутки, прогулки с друзьями. Но, вспоминая эти дни, поэт делает грустные выводы: «Ох, жизнь… все прошло…— признается он.— Уж не вернуть тех дней!» и т. д. Тут главное для Дэрдменда — выразить свои чувства; и рассказанная им история служит лишь поводом для воспроизведения грустного настроения   лирического   героя.
В стихотворении Тукая «Приход весны» (1906) дано, казалось бы, простое перечисление жизненных и пейзажных картин, но через них проступает и личное, эмоциональное начало; само изображение «примет весны» воссоздает перед читателем настроение поэта, его «жизненную философию». А заключительные строфы выполнены в форме лирического раздумья, самораскрытия автора:

День весны! Лишь подумаю я о нем —
Обжигает мне душу печаль о нем.
Вспоминается прошлое — день за днем…
Ах, кружится моя голова теперь.
Льды горами по рекам плывут, плывут,
Птицы в небе высоком поют, поют.
Дай, творец, нам побольше таких минут,
Пусть земля наша будет жива теперь!
(Пер. В. Звягинцевой.)

Особую роль в этом плане сыграли стихотворения Тукая, написанные в призывно-публицистическом и приподнято-одическом стиле («Наборщикам газеты», «Юношам, организовавшим литературный вечер», «Пушкину», «К народу», «Стрелы» и др.). Они уже резко отличаются от первых дидактических произведений Тукая. Основное место в них занимает идея бескорыстного служения народу, идея борьбы против самодержавно-чиновничьего строя. Меняются формы и характер прямого высказывания: дидактические призывы перерастают в стихи собственно призывные, гражданские.
Замечательным образцом публицистической, гражданской лирики Тукая на первом этапе его творчества явилось, безусловно, стихотворение «Паразитам» (июль 1906). По своим жанровым особенностям это сатирический памфлет, заключительная часть его приобретает высокогражданское звучание:

В бой придем, грозой нагрянув на бездельников-ишанов,
С громовым «ура» ударим, паразитов сокрушая.
…Не страшны мне их угрозы, жгут меня народа слезы,
Я пишу, добру и правде никогда не изменяя.
Мал я, но в борьбе неистов, ибо путь социалистов —
Это и моя дорога, справедливая, прямая.
(Пер. Р. Морана.)

Это уже не унылый дидактизм, а страстное гражданское слово, в котором лирика и публицистика слились воедино, публицистическая однолинейность искупалась сильным и искренним чувством лирического героя.
Личное, лирическое начало особенно сильно выступает в таких одических стихотворениях Тукая, как «Пушкину» и «К народу». Объект прославления служит в них поводом для выражения гражданских, патриотических чувств поэта:

Я наизусть твердить готов твои произведенья,
Вкушать плоды садов, влюбляться в их цветенье,
Идти повсюду за тобой — мой долг, мое стремленье,
А то, что веры ты другой, имеет ли значенье?
(Пушкину.  Пер.  С. Ботвинника.)

Или:

Мысли все и днем и ночью о тебе, народ родной!
Я здоров, когда здоров ты, болен ты — и я больной.
Чувства выше нет на свете, чем любовь к тебе, народ.
Одержим одной я страстью — сердцем быть всегда с тобой.
О любви к тебе писал я, и за то, народ родной,
Будешь звать меня ты другом, верю в это всей душой!
(К народу. Пер. С. Ботвинника.)

В этих стихах дидактика или риторика почти полностью отсутствуют. Лирико-объективированное воспевание, лирическое переживание становятся основной формой воплощения темы: поэт передает то, что думает о Пушкине, о народе и т. д.
Итак, в начальной лирике Тукая (1905—1906 годы) преобладают призывно-публицистические, гражданские стихи. Вдохновленный большими историческими событиями, молодой поэт всецело посвятил свое перо пропаганде передовых идей эпохи.
Однако в этих опытах Тукая развита в основном одна линия — линия   одическая, торжественная,   оптимистическая. Лирическому герою  молодого поэта  неведомы раздумья, сомнения,    колебания,  «сложные», глубокие переживания. Это еще не есть лирика, которая способна воспроизводить    духовный мир    человека    во всей его сложности и психологических аспектах. Опыт психологического подхода к жизни, многосторонней характеристики лирического героя приходит к Тукаю позже — в результате приобщения его к сокровищницам устно-народной и национальной поэзии. Но особенно плодотворным было в этом плане изучение опыта русских классиков. Работа Тукая над творческими переводами из Пушкина и Лермонтова, например, стала для поэта своеобразной творческой лабораторией, когда  он как бы по  «образцам» переводимых    им стихотворений   создавал    свои, собственно тукаевские стихи.

{mospagebreak}

Примерно спустя полгода со времени выхода первого своего произведения в печати Тукай написал одно из первых таких произведений — стихотворение «Кому верить?» (июль 1906), представляющее собой свободный перевод XXII строфы из 4 главы «Евгения Онегина» Пушкина. Использовав часть одного из лирических отступлений романа русского поэта, где тот размышляет о нравах светского общества, Тукай создал вполне самостоятельное произведение, элегию с социальным содержанием. «Кого любить? Кому же верить?» Есть ли люди в этой жизни,

Кто клеветы про нас не сеет?
Кто нас заботливо лелеет?
Кому Порок наш не беда?
Кто не наскучит никогда?*
(* А. С. Пушкин. Поли. собр. соч. в 6-ти   томах,   т.   3.   М., ГИХЛ, 1950, стр. 74.)

Пушкинская мысль в основном сохранена и у Тукая: «Хоть умри — кому тебя в часы страданий жаль, кого томит твоя боль и печаль?—рассуждает Тукай.— В мире этом кто же тебя не продаст и не предаст, кто оградит от неудач? Что людям до того, что у тебя много горя?»
В стихотворении «Кому верить?» Тукай воспроизводит психологическое состояние человека, оказавшегося в душной атмосфере самодержавной России. Произведение это — пример органического слияния интимно-личного и социального, пример того, что поэт постепенно овладевает умением передавать свое критическое отношение к отдельным явлениям, моральным нормам буржуазного общества языком чувств, переживаний. Форма лирического раздумья, размышления становятся основной и в некоторых других стихотворениях Тукая, написанных во второй половине 1906 г. Патриотические чувства поэта во всей своей искренности и гражданской устремленности выражены, например, в его лирической миниатюре «Самому себе»:

Мне счастье татар дороже жизни,
Дождусь ли я для них хорошей жизни?
До срока думой тяжкою состарен,
Я сам татарин, истинный татарин,
Я дал народу обещаний много,
Исполню ль их — известно только богу.
(Пер. В. Звягинцевой.)

В стихотворении «Надпись на могильном камне» Тукай сделал, после романтических газелей, попытку воспроизвести любовное чувство в лирико-реалистических переживаниях; а «Осень» — один из первых замечательных   образцов   такого   же   произведения   в пейзажной лирике.
Наконец, в это же время   создается    стихотворение «Государственной думе»,    свидетельствующее    о подготовленности поэта   к  лирико-поэтическому  воплощению и социально-политической темы. Это — страстный монолог, в котором приемы стихотворного памфлета, полное ненависти, гнева и иронии обращение к Думе умело сочетаются с лирическими раздумьями и призывами поэта.

Что ж ты быстро пала, Дума,
Землю — волю не дала?
Ах ты, Дума, Дума, Дума,
Мало дела, много шума!
Время, братцы, шевелиться,
Верьте, правду мы найдем!
Ах ты, Дума, Дума, Дума,
Мало дела, много шума.
(Пер. Р. Морана.)

Таким образом,    переход    к новым художественным принципам    подготавливался    уже в ранних произведениях поэта, уже на «просветительском» этапе его творчества. Рассмотренные выше положительные моменты в творческой эволюции Тукая    свидетельствуют о  необычайно быстром    росте его таланта.    Полная победа в творческом методе поэта принципов    конкретно-исторического и психологического подхода  к жизни станет в дальнейшем одним из самых значительных завоеваний его реализма
Зрелость,   прогрессивность   мировоззрения — это   тот фундамент, на котором зиждется талант любого художника. Мировоззрение оказывает решающее влияние на все   стороны   творческого   процесса,   является   основой творческого метода  писателя.
Особенно важную роль характер и содержание мировоззрения играют в лирике, наиболее требующей «самостоятельности и своеобразности»* (* Н.   Л.   Добролюбов.   Избр. филос. произведения в 2-х томах, т. 2. М., ГИХЛ,  1948, стр. 311.) писателя, в той разновидности   поэтического    творчества,   где   более   прямо, непосредственнее, чем в других родах литературы, отражаются социально-политические, общественные позиции художника. Чтобы стать поэтом критического реализма, пишет И.    Нуруллин,   говоря    о проблемах    метода в татарской лирике эпохи реакции, «нужна особая настроенность души»,   обуславливаемая   необходимой высотой мировоззрения,    «более    или менее    правильным пониманием  развития    общества»,  когда    художник не только видит недостатки общества, но и поднимается до понимания общественного зла, его социальной сущности* (* Путь к зрелости. Казань, 1971, стр. 165.).
Одним из тех, кто овладел высотами передового мировоззрения эпохи, был Г. Тукай. Победа принципов реализма в лирике поэта, переход от умозрительности к конкретно-чувственному восприятию жизни, от дидактизма к лирическому способу отображения были обусловлены качественными изменениями в его общественно-политических и литературно-эстетических взглядах. Именно на новом этапе творческого пути Тукая, связанном с переходом поэта на революционно-демократические позиции, были созданы им произведения, ставшие замечательными образцами критического реализма.
Тезис о том, что революционно-демократические идеи обусловили не только мировоззрение татарского поэта, но и привели к глубинным изменениям в его эстетическом отношении к действительности, что становление критического реализма в творчестве Тукая было связано прежде всего с идейной эволюцией поэта, действительно является, как писал Г. Халит, «одной из основополагающих концепций нашего литературоведения»* (* «Казан утлары», 1973, № 5, стр. 148.).
Однако содержание и масштабы реализма, развитие и обогащение   его определяются не просто эволюцией идей, а широтой и глубиной эстетического отношения писателя к действительности. Значит, приятие или неприятие политических   идей   еще  не   определяет  содержание и характер всех процессов, связанных с формированием метода  художественного  познания  мира.  Так обстояло дело и с творческой эволюцией Тукая. Схема «от просветительства и конституционных иллюзий к революционно-демократическим идеям и соответственно критическому реализму» не отражает всех противоречивых моментов как в мировоззрении, так и в художественной практике поэта, не учитывает всей сложности и индивидуальных особенностей его художественных поисков. Мир идей и образов Тукая, его эстетический идеал не сводятся, как у любого художника, лишь к социально-политическим темам, идеям, мотивам. Как показал уже анализ ранней лирики Тукая, истинные образцы реалистической поэзии были созданы им еще до того, как он встал на революционно-демократические позиции.  С другой стороны,  и в зрелый период своего творчества Тукай писал отдельные стихи, содержащие    просветительско-дидактические призывы.   Таково, например,    стихотворение «Поет  коростель»   («Тартар кошы сайрый», 1907). Призывая татар проснуться, бороться за свое будущее, поэт пишет, что основной арсенал в этом деле — школы, что

Невежество — позор татар,
Оно туманит взор татар.
Учись, вкуси от всех наук,
И счастье ты получишь в дар.
(Пер. Р. Морана.)

Основная идея стихотворения «Утешение» (июль 1907) — это раздумья Тукая об изменчивости судьбы человека, о текучести жизни. Однако идейно-художественная сила стихотворения ослабляется тем, что поэт и здесь обращается к своим «просветительским» рецептам (иди вперед, просвещайся; не плачь, что ты заблудился,— знанья покажут истинную дорогу и т. д.); философская мысль, выраженная в начале стихотворения, сужается далее в угоду моралистическо-просветительским взглядам и позициям автора.
Однако смысл и назначение подобных высказываний Тукая этого периода (поэт часто говорит о необходимости знаний в жизни, о просвещении народа; высоко ценит передовую татарскую молодежь и гордится ею, ибо «просвещеньем и знаньем словно светится она») не следует отождествлять с его ранними узкопросветительскими призывами в их политическом значении; характер и содержание «зрелого» просветительства обусловлен своеобразными условиями развития татарской общественной мысли того времени, татарской революционной демократии. Являясь приверженцами революционного переустройства существующих порядков, и Тукай, и другие передовые представители татарской литературы уповали в то же время на силу разума и интеллектуально-нравственного совершенства людей; неверно было бы «противопоставлять национально-освободительные и просветительские идеи Тукая революционно-демократическим»; просвещение и свобода сливались для него «в единый идеал, ведущий к желанному народному счастью»* (* Г. Халит. Тукай и его современники, Казань, 1966, стр. 137.).
Надо отметить, что в зрелой лирике Тукая меняются не только содержание, но и форма проявления «просветительства», формы передачи «просветительской» мысли.
Строки или строфы, заключающие в себе «просветительскую, мысль, составляют очень небольшую часть того или иного стихотворения. Примечательно и то, что просветительские идеалы поэта, его суждения о роли просвещения в жизни народа выражаются обычно в форме лирических переживаний, размышлений. Вот одна строфа из стихотворения «О газете «Голос» (1907):

А «Голос» ваш не устрашит любой удел,
Он взвалит на спину ваш груз — упорен, смел.
Без лишних слов, из-за любви безмерной к вам,
Не зная устали, своротит горы дел!
(Пер. Р. Морана.)

Тукай часто обращается к приемам прямого выражения мысли, прямых призывов, советов и т. д. В стихотворении «К***» (1908) поэт советует своему герою быть непреклонным в борьбе против зла, гордо и смело переносить насмешки и издевательства врагов:

Не склоняй голову, ты велик перед миром бездушных,
Ты царь! Если надо, мир этот склонит тебе голову.
Если они причинят тебе боль, терпи и молчи.
Это их занятие: пусть мутят воду из родника Земзем.

В такой, внешне напоминающей стиль дидактической поэзии, форме написаны стихотворения «Поэту», «Из Шиллера», «Жизнь», «Лицемеру». Однако форма прямого призыва или поучения (советов) использована не в тенденциозно-морализаторских, назидательных целях, а просто как определенный поэтический прием: это — лирический монолог, размышление, прямо обращенное к своему герою или читателю.
Безусловно, проявление стилевых элементов просветительско-дидактической поэзии говорит о том, что путь реализма в лирике Тукая был сложен. Освоение совершенно новых тем и проблем, борьба с тяготеющими еще над ним традициями рационалистическо-дидактической поэзии прошлого — все это не могло не сопровождаться определенными издержками в художественном росте поэта и на новом этапе его творчества.
В целом же такие произведения занимают очень небольшую часть лирики поэта зрелого периода; Тукай хоть и продолжил отдельные традиции поэзии «просветительского реализма», выработал совсем иной тип художественного мышления.
«Сущность реалистического метода, его душу, его сердцевину составляет социальный анализ, исследование и изображение социального опыта человека, изучение и изображение как общественных взаимоотношений людей, взаимоотношений личности и общества, так и структуры самого общества»* (* Б.   Сучков.   Исторические судьбы реализма. М., «Советский писатель»,  1967, стр. 19.).

{mospagebreak}

Вот такая работа — художественное исследование и изображение существенных сторон татарской действительности начала XX века — впервые в татарской поэзии, совместно с Гафури и другими татарскими поэтами, была выполнена в творчестве Габдуллы Тукая. Немало выступлений Тукая в печати (и языком публицистики, и художественным словом) было направлено против тех поэтов, которые рассматривали лирику как арену для воспевания своих индивидуалистических настроений, ограничивали ее содержание лишь идеализированным описанием явлений природы или воспеванием любовного чувства. Поэт доказал, что лирическая поэзия способна раскрывать остроту противоречий действительности, сложность как жизни, так и человеческих взаимоотношений. Именно глубокое осознание и поэтическое воплощение актуальных проблем эпохи свидетельствовало об идейно-художественной зрелости Тукая, способствовало превращению собственно реализма в реализм критический в его лирике. Однако как социальное содержание воплотить в лирике? Как важные общественные мысли, скажем, идею обличения самодержавия и капиталистического гнета, передавать языком чувств и переживаний? При решении этой, совершенно новой для литературы той эпохи, идейно-эстетической задачи татарским поэтам на первых порах не хватало опыта, при решении социально-политических тем на первый план выступали прямолинейная риторика, описательность, натуралистическое перечисление тех или иных атрибутов быта и т. д. Но демократические поэты во главе с Г. Тукаем и М. Гафури постепенно преодолевали эти трудности. Период реакции явился временем победы реализма в татарской поэзии, в том числе в ее «лирической части». Не только в творчестве Г. Тукая или М. Гафури, но и в лирике Н. Думави, М. Укмаси, 3. Башири и других имеется немало примеров реалистического изображения жизни. Первые произведения Н. Думави, например, в которых в той или иной мере воспроизводятся социальные явления, написаны в повествовательном стиле («Земля богатых», «Было это в конце лета, в начале зимы…», «И лето прошло, и осень наступила», «Сибирь», «Углекопы» и и др.). Но уже среди ранних произведений Н. Думави особо выделяется стихотворение «Тоска гнетет, тошно мне…» (1906), где ему удалось социальное содержание воплотить в лирических переживаниях. Первые строфы стихотворения — это полный печали и тоски лирический монолог поэта. «Мне тошно, душа полна печали и горя,— пишет он,— нет слов объяснить мое состояние». Далее поэт переходит как бы к прямому обличению, осуждению классового общества: одни живут в роскошных палатах, дышат свежим воздухом, а другие от тяжести непосильного труда кровь льют; куда ни глянь, везде стонут мои друзья-бедняки; это потому, продолжает Думави, что в этом мире почтенным царем (ханом) является капитал; это он нас    угнетает, это он защищает богатых и т. д.
Конечно, доля участия в деле создания татарской реалистической лирики, масштабы деятельности в этой области у разных поэтов были различными. Можно сказать, что ни по глубине социального анализа, ни по широте идейно-тематического диапазона своей лирики, ни по богатству, разнообразию и оригинальности художественных приемов изображения ни один из поэтов тукаевской поры не может идти в сравнение с Тукаем-лириком.
Поэтически-новаторская сила таланта Тукая во всей своей мощи проявилась уже в 1907 году в стихотворениях «Приятелю, который просит совета — стоит ли жить на свете», «Против золота», «В чем сладость?», «Родной земле», «Не уйдем!», «Размышления одного татарского поэта» и др.
Стихотворение «Приятелю, который просит совета — стоит ли жить на свете», например, сразу начинается с советов-размышлений:

Стоит жить: если всегда будешь обманывать,
Уйдешь от людей честных, правдивых,
От совести своей, как дьявол, убежишь,
Чужой не сдашься лжи, всех обманув других;
Если и брата позабудешь, лишь себе желая благ,
И бедняков, называя их «бурлаками», будешь презирать…

Круг раздумий поэта все расширяется, в него «попадают» и другие явления, характеризующие мир несправедливости, эксплуатации: «Стоит жить,— говорит поэт,— если будешь услуживать пером, ласкать богача, дрожать перед ним; не ведая стыда, скрывать истину». Тукай доходит до прямого разоблачения того, что составляет сущность, основу капиталистического общества:

Жить тяжко! Если ты не молишься капиталу,
Не преклоняешься перед ним, не предан ему вполне…

Далее поэт от лирического размышления переходит к прямым советам-призывам:

Забудь, друг, об истине, не притворяйся любящим правду,
Говори неправду, чтоб не попасть в клетку, в тюрьму;
Кути! Нечего тебе знаться с голодными, неодетыми,
Песчинки мира старого для очей ты преврати в сурьму!..

В стихотворении «В чем сладость?» уже само название как бы располагает к раздумьям. Поэт не описывает какое-то явление или прямо и непосредственно не утверждает что-то, а размышляет, в чем состоит цель жизни человека на земле:

В чем же сладость? В том, чтоб крепко стан девический обнять?
Иль красавца-иноходца что есть духу погонять?
Или в том, чтоб из бутылки пить огонь воды живой,
Чтоб шумел забвенья ветер над хмельною головой?
Иль ишаном шмыгать в гости, угощаться здесь и там,
Чтобы после отрыгалось мясом с перцем пополам?
Или будучи торговцем, получать доход вдвойне,
И хорошею наживой ночью хвастаться жене?
(Пер. В. Тушновой)

В таких строках передает поэт социальное содержание, разоблачает нравы буржуазного общества. Стихотворение заканчивается словами:

Лишь служение народу признаю за счастье я,
В этом лучшая отрада, сладость жизни для меня.

Хотя лирическое отношение поэта к изображенным явлениям выражено уже в самих вопросах-раздумьях, следя за ходом авторских переживаний, думаешь, что его размышления не должны просто так обрываться, что он должен сказать свое решительное слово. Такими и являются последние строки, в которых патриотическое, гражданское чувство дано уже не в процессе раздумий, а в прямом утверждении, в категорическом высказывании. Таким образом и сливаются социально-сатирическое и лирическое, общественное и личное начала, так стихотворение с социальным содержанием становится фактом лирики.
Лирика Тукая зрелого периода все более расширяет свои границы. В сферу лиризма, в мир переживаний поэта все шире вторгаются события общественно-политической жизни, явления социальной действительности. Понятно, что мир идей и образов Тукая-лирика не ограничивается поэтическим анализом лишь социальной тематики. Миру эксплуатации и реакции, миру религиозного дурмана и бесчеловечья он противопоставляет гуманный образ лирического героя с его думами и устремлениями, мечтами и желаниями. Герой Тукая изображен, говоря словами X. Усманова, «во всех сферах человеческой жизни: в его отношениях к обществу, к природе, к самому себе, в коллизиях большого социально-политического значения, в сфере быта, интимных отношений и в горькой печали»* (* Место Тукая в истории татарской поэзии. Сб. «Габдулла Тукай», 1968, стр. 28.).
Многогранность тематики, многообразие форм и приемов передачи лирического содержания — замечательное качество тукаевской поэзии. Все это можно увидеть и продемонстрировать уже путем анализа стихотворений, написанных на каком-то одном этапе или даже небольшом отрезке творческого пути поэта. Возьмем, например, его стихотворения, вышедшие в период с февраля по июнь 1909 года.
Грустными раздумьями поэта о своей жизни и творчестве начинается стихотворение «Колебания и сомнения»:

Чуть я шорох где заслышу, страх мне сердце обожжет,
Все мне думается — совесть упрекнуть меня идет.
(Пер. А. Ахматовой.)

Чувства грусти и сомнения тут же уступают место надежде, разрешаются верой в свое душевное оздоровление:

…И тогда звезда восходит — та, что счастьем я зову.
В небесах моих сверкая, исцеляет злой недуг.
Как подруга молодая, словно самый близкий друг.

Все это сменяется лирико-философскими раздумьями об измученном, перенесшем немало страданий, но всегда остававшемся ищущим и мужественным сердце («Сердце»), высокими духовными устремлениями романтического героя-пророка («Пророк»), светлыми и возвышенными любовными чувствами лирического героя («Вспоминаю»).
Далее идут стихотворения «Проявляет…» и «В часы раздумий». Первое из них содержит размышления поэта о нравственном облике окружающих его людей, «с виду благочестивых» и скромных, а на деле подлых и эгоистичных, а другое — разговор о том, как сложен и труден творческий процесс, в каких мучительных исканиях вызревает, вынашивается мысль, идея. Наконец, спустя некоторое время пишется одно из самых значительных произведений этого периода на социальную тему — «Опозоренной татарской девушке».

{mospagebreak}

Итак, каждое из названных стихотворений поэта оригинально как по характеру авторской мысли, так и по форме лирического воплощения ее. Тукай выступил в них и автором философских раздумий, и певцом любви и социальных мотивов, и поэтом грусти и печали. Если учесть, что за этот небольшой промежуток времени Тукай, наряду с этими лирическими произведениями, написал немало сатирических, юмористических и других стихотворений («Свобода женщин», «Абдулхамид», «Деревенские песни», «Муллы», «Гласный», «Из турецкого», «Влюбленный», «Из Шекспира»), то нетрудно представить, насколько широк был диапазон идейно-творческих исканий поэта, его художественных поисков.
Таким образом, овладение приемом лирического монолога-раздумья становится отныне определяющей особенностью поэтического таланта Тукая; мысль автора выражается не в декларативных рассуждениях, не в ораторстве, а воплощается в лирических переживаниях, в художественно-образной структуре произведения. То или иное событие или явление интересует поэта прежде всего как предмет лирического размышления, как повод для воспроизведения душевного состояния лирического героя.
Понятно, что обращение Тукая к внутреннему монологу, лирическому дневнику-исповеди обусловливалось и самой спецификой лирического жанра, призванного исследовать и анализировать процессы, происходящие в душе человека. Однако лирика переживаний — это не только лирика раздумий и размышлений. Лирическое состояние может быть выражено и без прямого самораскрытия (когда поэт объективирует свое «я» в образах каких-то предметов и явлений, в форме «внешнего» отношения к ним и т. д.) или без подробного анализа внутреннего мира человека во всей его сложности и противоречивости. Своеобразной формой переживания является у Тукая, например, как уже говорилось в связи с ранней лирикой поэта, призывно-публицистическое, гражданское слово. В таких случаях личное, лирическое начало выступает более прямо и более тенденциозно: Тукай обращается к приемам прямых призывов, лозунгов, к формам прямого, непосредственного воздействия на читателя. В стихотворении «Не уйдем» (1907), например, политическое и гражданское чувство передается не декларативными рассуждениями, голыми сентенциями, а в форме страстного лирического монолога:

Нам предлагают подлецы, мы слышим черный их совет:
«К султану вы должны уйти  а здесь для вас свободы нет».
Мы не уйдем, мы не уйдем в страну ярма и вечных стонов!
Там вместо здешних десяти найдем пятнадцать мы шпионов!
…Иль мы безумцы, чтоб самим идти нам в огненную пасть!
Не видим смысла — из огня да прямо в полымя попасть!
(Пер. С. Липкина)

Это — истинная лирика, но лирика, слитая с публицистическим словом, с политическими призывами. Восклицания, риторические вопросы, раздумья — все проникнуто личным, эмоциональным началом, все служит раскрытию темы. Именно этим достигается высокая художественность, образность в (подобных стихотворениях Тукая.
Специфика и отличие лиризма в гражданских стихах от особенностей проявления лирического начала в стихах-размышлениях особенно наглядно выступают при сравнении стихотворений Тукая «Татарская молодежь» и «Молодежь», написанных на одну и ту же тему.
Стихотворение «Татарская молодежь» — это ода, гимн прогрессивной татарской молодежи, воспевание ее борьбы, деятельности. В нем выражены самые радужные настроения, оптимистические чувства поэта. Этим и объясняется патетический, призывный тон произведения, решительность в выражении романтических устремлений лирического героя:

Пусть мрачны над нами тучи, грянет гром, дожди пойдут,
И мечтанья молодежи к нам на землю упадут.
…Пусть народ нам твердо верит всей измученной душой:
Заблестят кинжалы скоро, близок день борьбы святой.
(Пер. С. Северцева)

Совершенно другой характер носит стихотворение «Молодежь», что объясняется жанровой природой произведения и идейной установкой автора. «Молодежь» — это горькие раздумья поэта о внутренней опустошенности, душевной апатии интеллигентной молодежи, ее пассивности и неспособности к какой-либо практической деятельности. Здесь уже выступает   и психологический момент, анализ душевного состояния лирического героя.
Как видим, в том и в другом случае лирический герой Тукая — человек положительный, но его гражданские позиции, идеалы выражены разными приемами лирического повествования.
Следует отметить, что гражданская лирика Тукая не ограничивается лишь призывно-публицистическими стихами.  Особую линию  составляют стихотворения «Пара лошадей», «Родной    земле», «Родная    деревня» и   др., воплотившие в себе яркие победы тукаевского лиризма. Простота языка и стиля, поэтизация жизни народа, тех или иных сторон крестьянского быта, задушевность — все это достигается    благодаря тому, что    Тукай    находит различные  пути соединения общего с интимным, индивидуально-личным. Величие Тукая в том и заключается, что он, отдавая свою поэтическую энергию изображению различных сторон татарской действительности, большое внимание уделил в то же время индивидуальной судьбе человека, его интимным переживаниям. Лирика Тукая — это исповедь, в которой с удивительной искренностью и простотой  отображена яркая и  трудная  жизнь автора, индивидуальная судьба его. «Столь глубокого воплощения личной судьбы самого художника ;в его творчестве мы не встретим ни у одного татарского писателя начала XX века»* (* Г. Халит. Тукай и его современники, стр. 16.). Дело  не только в  том,  что поэт часто использовал    автобиографический    материал;  личность поэта может быть до предела замаскирована, но характер лирического переживания  не перестает   быть личным,  индивидуальным.  Личный  характер  чувства  проявляется    у Тукая не в автобиографических деталях, фактах, а в  эмоционально-психологической достоверности переживаний, в умении общее и значительное выразить от своего имени, через свой   личный опыт, через опыт человека, осознавшего свою причастность к судьбе народа.
Тут необходимо кратко остановиться на вопросе об изобразительном начале в лирике. Путь развития в эволюции русской лирики XIX — начала XX веков авторы книги «Теория литературы» (М., 1964) определяют как переход от экстенсивности выражения к интенсивности лирического изображения. «Материальным» содержанием этого процесса, пишет В. Сквозников, выступает все большая власть собственно выразительного начала, все решительнее подчиняющая себе изобразительный элемент; «через Тютчева (непосредственное продолжение пушкинской традиции) и через Некрасова (продолжение кольцовской и прежде всего лермонтовской) лирическое выражение к началу XX века почти всецело переходит от экстенсивного, по преимуществу описательного, связно обстоятельного изображения, чем характеризуется, не говоря уже о XVIII веке, первая треть XIX в., к интенсивному раскрытию лирической мысли»… (стр. 218—219, 215—216). Разумеется, речь идет здесь об общей тенденции, конкретное проявление которой на том или ином этапе развития лирики или в творчестве того или иного поэта может быть различным.
Вопрос об отношении изображения и выражения, традиционный для любой национальной поэзии, особенно остро стоял в татарской лирике начала XX века. То или иное решение его непосредственно было связано с проблемами творческого метода татарских поэтов того времени. И задачу подчинения форм изобразительности раскрытию лирического содержания каждый из них решал по-своему. Тукай, например, особенно в ранних стихах, более внимателен к фактам и деталям жизни, к рельефно-«картинному» изображению явлений, поэтизации внешних примет воспеваемого объекта. Роль изобразительного начала довольно весома я в зрелой лирике поэта. Но в целом мы видим другое соотношение этих двух начал: в первом плане — лирическое выражение, постижение внутренней сущности явлений, духовного содержания лирического объекта. Все это должно рассматриваться как результат поисков новых форм и средств лирического повествования в поэзии Тукая. Одним из завоеваний лирического метода поэта, признаком углубления реализма, познавательных возможностей его лирики стало в этом плане углубление и усложнение образных, чувственных ассоциаций в стихе, расширение емкости образа-слова, раскрытие мысли-чувства через какие-то новые подтекстовые сцепления образов и т. д.

{mospagebreak}

Изменения, происшедшие в природе лирического образа, в характере лирического «изображения, потребовали и перестройки привычных стиховых норм, традиционного стихового ряда. Напряженность лирической мысли-чувства не могла удовлетворяться «старой» культурой стиха. Как известно, характерной особенностью восточного, в том числе    тюркского, стиха    являлось   то, что каждый    бейт-двустишие  заключал    в  себе самостоятельную мысль. В стихах Тукая такая структура в основном перестраивается: лирическое содержание строится на логическом развитии, последовательном движении чувства и переживания. Однако все это  совершается у Тукая как продолжение   и обогащение    национальных традиций, в рамках которых поэт находит новые пути и формы  выражения  лирического   содержания.
Одна из своеобразнейших особенностей поэтического стиля Тукая, его лирического метода подробно рассмотрена в монографии Ю. Нигматуллиной «Национальное своеобразие эстетического идеала» (Изд-во Казанского университета, 1970). Определяя особенности художественного мышления татарских писателей, обусловленного особенностями психического склада народа, Ю. Нигматуллина пишет, что процесс художественного мышления татарских писателей, как реалистов, так и романтиков, протекает   «как едва   уловимое движение сходных, почти тождественных ассоциаций, или как совершенно разных, казалось  бы,  несоединимых    представлений, сближающихся лишь каким-нибудь самым «несущественным» признаком. Творческое, пересоздающее начало в процессе мышления выражается в данном случае в  отборе этих «несущественных» признаков, оттенков значений, нюансов чувств»  (стр.  155—156). Как известно, эта национальная особенность художественного мышления ярко выражена в татарских народных песнях. Обычно каждый куплет песни состоит из двух частей, не имеющих между собой видимой тематической связи. Однако  «первая и   вторая части  песни    бывают  связаны между собой едва   приметным нюансом   настроения, в котором и   заключается    смысл    песни»  (там же,  стр. 356). Этот склад мышления воспринял и Тукай.
Но эта особенность художественного мышления  татарских    писателей    обогащалась   за  счет   западно- и восточно-литературных    традиций.     Национальные стереотипы мышления    Тукая, пишет    Ю. Нигматуллина, «аккумулировали и  богатый исторический опыт  нация, и творческое переосмысление    классической культуры Востока, таких замечательных ее особенностей, как многозначность и «многоступенчатость»    образов, а также афористичность мышления». В результате такая особенность    художественного    мышления,    как нюансовость, возводится Тукаем в новое качество — она сочетается у него «со стремлением к устойчивости главной мысли» (стр.  157, 160). Автор выделяет основные формы выражения этой особенности в стиле мышления Тукая и убедительно иллюстрирует их подробным    анализом таких стихотворений поэта, как «Осенние ветры», «Надежда», «Мысль Толстого» и др. В стихотворении Тукая «Осенние ветры»    (1911), пишет   Ю. Нигматуллина, нюансы появляются    при    повторении    образа    «ветра-плача»: «Смысл названия стихотворения «Осенние ветры» раскрывается через соотношение выдвинутого поэтом на первый план повторяющегося образа ветра-плача и лирически противостоящих ему нюансов этого образа. Эти нюансы в процессе художественного мышления рождают главную мысль, поэтическую идею произведения» (стр. 164).
Постановка проблем, касающихся особенностей поэтического стиля Тукая, на такой теоретико-эстетической и методологической основе, раскрытие внутренних механизмов процесса его художественного мышления открывает перед тукаеведами увлекательные перспективы в изучении новаторства поэта.
Как известно, в лиризме чрезвычайно важны как интеллектуальное, так и эмоциональное начала. Какая-либо идея или мысль, выраженная в лирических стихах, должна быть прочувствована самим автором, пронизана его личным чувством. Процитировав Пушкина, Белинский восклицает: «Вот вам мысль в поэзии! Это не рассуждение, не описание, не силлогизм — это восторг, радость, грусть, тоска, отчаяние, вопль»* (* В. Г. Белинский. Полное собр. соч. в  11-и томах, Изд-во АН СССР, 1953—1956, т. 1, стр. 367.). Эти слова критика, одинаково относящиеся ко всем родам литературы, были высказаны им прежде всего по поводу лирической   поэзии.
Особенно важной роль чувственно-эмоционального начала становится в реалистической литературе, для которой характерны глубокое изучение явлений жизни, анализ и исследование их. Все становится поводом для напряженной работы мысли художника. «Реализм как художественный метод,— пишет исследователь,— развивается с развитием человеческого мышления, с развитием его возможностей. Бесконечно усложняющаяся действительность и бесконечное стремление человека постичь эту действительность…— вот основа этого все ускоряющегося процесса»* (* Ю.  Андреев.   Движение   реализма.  «Лит.  газета», 22  октября 1969 г.).
В этих условиях и субъективность лирики носит характер  анализа, исследования жизни. И, без сомнения, усиление мыслительного начала    в лирике,  повышение мыслительной  силы  поэтического  слова, обусловленное развитием возможностей человеческого мышления вообще, создают перед поэтами большие трудности в художественном оформлении своих идей. Все это не могло не сказаться,  например, на   творческих  принципах  Тукая-лирика,    на    характере   лирической    образности в его стихах; в отдельных    случаях Тукай не смог полностью освободиться от  рассудочности, рационалистичности. В поэтическом  воплощении той или иной  темы. Таковы, например, стихотворения «Две дороги»  (1909), «Слова   Толстого»   (1913)  и   др.
Но в целом зрелая лирика Тукая отличается богатством эмоциональных оттенков, разнообразием выраженных в ней чувств и настроений. Поэт не просто высказывает мысль или фиксирует явление, но как бы дает им и эмоционально-чувственный заряд; даже в стихах с остро социальным содержанием Тукай добивается теплоты чувства, задушевности интонации, яркой образности. В стихотворении «Гнет» (1911) мысли поэта о социальных явлениях жизни, его думы о положении народа даны в форме таких размышлений:

Кто тебе, бедняк несчастный, веру в бога навязал?
В паспорте тебя навеки мусульманином назвал?
Заставлял тебя валяться на полу, творя намаз,
И  в  мечетях пыльных, старых бить поклоны заставлял?
Кто позорному смиренью и безделью научил,
Темноту твою в орудье угнетенья превратил?
Ты «свидетельствуешь» миру, а чего свидетель ты?*
Кто тебе поверить сможет? Век в невежестве ты жил!
Никогда, нуждой подавлен, ты свободно не вздохнешь,
Будешь вечно сокрушаться, но не станет свет хорош,
Только гнет тебя заставил в бога веровать, бедняк,
Но не веришь ты, что завтра с голодухи не умрешь.
(* «Ты свидетельствуешь миру» — религиозное восклицание, которым обычно начинались мусульманские молитвы.)
(Пер. В. Звягинцевой.)

Хотя здесь поэт не заявляет, не напоминает о себе ни одним словом, но он присутствует в каждой строке, в каждой «клеточке» стихотворения: и в сочувственном отношении к судьбе бедняка, в риторических вопросах, обращенных к нему, и в взволнованности интонации и т. д. Уже с первых строк Тукай делает нас участниками своих раздумий, размышления поэта предстают как живой разговор о том, что беспокоит и волнует его; он думает про себя, беседует и с самим собой, и с читателем. Форма обращения к бедняку — это не просто внешний прием, это основная, сквозная интонация стихотворения. Интонация эта рождена желанием автора выразить свое сочувствие народу, объяснить бедняку его действительное положение.
В стихотворении «Сожаление» повествование начинается как бы со спокойного созерцания одного из моментов душевного состояния лирического героя, с «беспристрастного» тезиса о том, что поэт и раньше знал людей безнравственных, неискренних:

Знал давным-давно я: с виду хороша,
Может быть гнилою изнутри душа.

Но это утверждение, эта мысль сразу же переходит в мучительные думы, анализ, эмоциональную «оценку» этого состояния (все это делается мгновенно, на одном дыхании, не прерывая стремительного течения мысли, цепи переживаний):

Как же я с дороги в сторону свернул?
Как же святотатцам руку протянул?
Почему с собою лицемерил я?
Зубоскальству снова вдруг поверил я?..
(Пер. В. Тушновой)

Или вот стихотворение «В  часы раздумий»   (1909). В начале   его   Тукай пишет:

Если тему нашел, то никак не могу одолеть сомненья:
Не могу отыскать, как и с чего начать изложение.
Иногда думаешь, что мысль найдена, лишь она верна,
Но опять сомнения: не могу убедить себя, прав или неправ я.

Это уже не прямое утверждение о готовности в любое время творить, создавать произведения (как это мы видим, например, в «Размышлениях одного татарского поэта»). Тукай по-другому, с другой стороны исследует эту же тему, стремится передать психологическое состояние человека, перенесшего или испытавшего творческие муки:

О боже! Когда кончатся эти сомнения?
Скоро ли осушится моих сомнений пот?
О боже! Когда, одолев эти колебания,
Грудью я проложу дорогу вперед?

Подобным же образом можно было бы проанализировать множество стихотворений Тукая. Даже в тех стихах, где доминирует мыслительное начало («Одному противнику прогресса», «Жизнь», «Нынешнее положение» и др., написанные как прямое продолжение традиций поэзии мысли, мудрого слова), поэт ищет пути соединения мысли и эмоционального отношения к ней, пути конкретизации, психологизации чувства. В зрелой лирике Тукая традиции поэзии мысли претерпели, как пишет Н. Юзиев, качественные изменения; в поэтическом мышлении в невиданных дотоле размерах усиливается конкретность, индивидуальность. Это уже не суждение вообще, а раздумья конкретной личности «о жизни, времени и об окружающем мире… Мы видим изучение конкретных событий, явлений, оценку исторических фактов», «в стихе углубляется психологизм»* (* Традицияләр яңарганда. Казань, 1966, стр. 96, 97.). Психологизм Тукая в той или иной форме проявляется на всех этапах его творческого пути. Но все-таки в начальной лирике поэта, как уже было сказано, преобладают призывно-публицистические, торжественно-одические стихи. Тукай как бы сознательно создает произведения, имеющие открыто агитационное значение. Такие стихи не претендуют на глубину психологического анализа, в них в основном воспроизводится как бы результат, конечная стадия проявления мысли и чувства.
Усилением психологизма, стремлением глубже познать самого себя, людей и окружающий мир отмечена творческая деятельность Тукая эпохи реакции. Многие стихотворения поэта этих лет перекликаются с лирическими произведениями Пушкина последекабрьского периода, и особенно Лермонтова, чье творчество говорило «об общей тенденции независимой художественной мысли в трагические времена уходить с поверхности в глубину, начинать «подводную», тончайшую работу исследования — исследования человека и человеческого характера в первую очередь…»* (* Из сб. «Пушкин. Исследования и материалы», т. VI, «наука», 1969, стр. 112.). Именно на этом этапе своего творчества Тукай создает произведения, в которых использованы приемы прямого психологического анализа, даны -картины сложной душевной жизни лирического   героя.
В стихотворении «Разбитая надежда» (1910) Тукай с различных сторон исследует элегическое состояние, грустное настроение лирического героя:

Если я теперь на небо жизни горестной смотрю,
Больше месяца не вижу, светит полная луна.
И с каким бы я порывом ни водил пером теперь,
Искры страсти не сверкают и душа не зажжена.
Саз мой нежный и печальный, слишком мало ты звучал,
Гасну я, и ты стареешь. Как расстаться мне с тобой?
(Пер. А. Ахматовой)

В стихотворении    «Разбитая    надежда» лирический герой дан в    одном состоянии — в    состоянии    грусти, отчаяния. Другой    принцип психологического   анализа использован в произведениях «Надежда»,    «Колебания и сомнения» и др. И в них в основном выражены те же чувства,  то же    настроение,    что   и в    стихотворении «Разбитая надежда». Но характер трагического чувства, трактовка темы даны по-другому: не просто выражение «пессимистического»    чувства,    а в то же время анализ причин этого состояния; в заключительных же строках грустные переживания    побеждаются    оптимистическим чувством. Можно сказать, что такие стихотворения Тукая, как    «Надежда»    или    «Колебания и    сомнения», являются одними из ярких примеров изображения внутреннего мира человека в сочетании или противоборстве разнородных чувств, в смене различных настроений, душевных   состояний.
Особо выделяется в этом отношении стихотворение «Неведомая душа» (1910). В нем мы видим еще большее, по сравнению с названными стихотворениями, усложнение чувства, более подробное исследование процессов, происходящих в душе человека. Это настоящая «диалектика» чувств, переживаний, представленных в различных стадиях их проявления.
Начинается стихотворение с анализа грустного состояния лирического героя. И здесь ненависть к людям бездушным, к миру эксплуатации вызывает у него горестные раздумья, вырастающие в пессимистическое утверждение:

В безверье, в гневе я вперед гляжу.
«Все   кончилось,   все   кончилось!» — твержу.
(Пер. Д. Бродского)

Но автор не замыкается лишь в этом состоянии, дальше исследует, анализирует возникшее чувство.
Трезвый разум поэта начинает рассуждать, что и на этой земле должно быть добро, что «не совсем погасла там любовь».
Есть утешенье в этом мире зла, Оттуда святость не совсем ушла.
Тут, казалось бы, круг переживаний замкнулся. Грустное настроение побеждено оптимистическим чувством, чувством веры в жизнь. Но поэт на этом не останавливается. Он, видимо, хочет добиться большей достоверности чувства, мотивированности его движения. Тут сердце поэта входит в столкновение с его разумом:

Не верит сердце разуму, оно
Все той же дикой ярости полно.

Да, путь поисков истины сложен и извилист. Ту или иную истину человек должен не только осознать разумом, но прочувствовать и своим сердцем. Здесь уж нужны другие факторы, другие силы, которые сыграли бы роль какого-то толчка, заставили поверить в эту истину. Тут, прервав анализ стихотворения «Неведомая душа», необходимо сделать небольшое отступление. Примерно с такой же ситуацией, которая имеется в этом произведении Тукая, мы встречаемся и в стихотворениях «В одну ночь» (1913) М. Гафури и «Голос горького опыта» (1910), «К***» (1911) самого Тукая.
Везде беспросветная тьма, размышляет Гафури в указанном стихотворении, в мире этом нет никого рядом, лишь я да ночь темная:

Тогда я и стремлюсь найти человека великодушного,
Чтоб он был честнее, совестливее всех.
Ищу, но никак не могу встретить такого,
Хоть исходил немало земель я *.
(* М. Гафури. Собр. соч. в 2-х томах  (на тат. яз.), т. 1, Казань,  1954, стр. 92.)
(Подстрочный   перевод)

«Пессимистическое» решение темы дано и в стихотворении Тукая «Голос горького опыта». Поэт, как и Гафури, ищет друзей задушевных, с кем можно было бы делиться «печалью-горем каждый миг» и т. д. И, в отличие от лирического героя Гафури, герой Тукая находит такого человека-друга. Но «голос горького опыта» говорит ему:

Он с лица и очень жалостлив и мил,
Но не видно, что в душе он затаил.
Не пленись его сияющим лицом,
Разберись  по-настоящему во  всем…
…Он же черен, как и прежде, и теперь
Без любви, без человечности, поверь!
(Пер. В. Цвелева)

{mospagebreak}

Такой же образ вводит Тукай в стихотворение «Неведомая душа». Но здесь образ этот получает совершенно другую, положительную, трактовку. Он оказывается истинным другом лирического героя, человеком, который разрешает все его сомнения. Так сложность жизненных ситуаций порождает сложность человеческих переживаний. Видя и наблюдая в жизни постоянную борьбу добра и зла, любви и ненависти, Тукай прослеживает столкновение, борьбу этих начал и в душе человека. И прием этот выступает методом раскрытия психологии человека, методом познания окружающего мира при помощи самоанализа.
В освоении Тукаем принципов психологического анализа очень ценным было обращение его к таким формам классической (как национальной, так я восточной и западной) поэзии, как внутренний монолог, лирический дневник, исповедь и др. Основное место здесь занимают традиции русских поэтов. Это подтверждается и тем фактом, что немало «психологических» стихов Тукая написано путем творческой переработки произведений Пушкина, Лермонтова и др. поэтов. Традиционные формы лирического дневника, внутреннего монолога явились для русских поэтов «превосходной школой психологизма», пишет исследователь; они в большей степени, чем другие жанры, были способны служить задаче раскрытия «законов сердца», «диалектики души»* (* К.  Н.   Григорьян.    Лермонтов    и    романтизм.  — М: «Наука», 1964, стр. 215.). Такую же роль сыграли они и в лирике Тукая. Знаменательным было в этом плане проникновение в лирику поэта элегических мотивов. Специфика элегии дает большую, по сравнению с другими лирическими жанрами, возможность для практического осуществления принципов психологического анализа в поэзии.
Понятно, что сфера проявления «психологизма» Тукая не ограничивается лишь его элегическими стихотворениями. По существу каждое стихотворение, посвященное исследованию того или иного чувства поэта, изображению размышлений его о различных явлениях жизни, содержит в себе элементы психологического анализа («Пара лошадей», «Размышления одного татарского поэта», «Жизнь», «В часы раздумий», «Поэт» и другие). Разница в том, что если в элегических произведениях психологический анализ преобладает, доминирует, скажем, над социальным, то в таких стихотворениях, как «Осенние ветры» или «Гнет», основное место занимает социальная характеристика явлений жизни, в них элементы психологического анализа дополняют и углубляют социальный анализ.
Психологизм — огромное достижение творческого метода Тукая. Он стал признаком высокого таланта поэта, умело владеющего тайнами одного из самых специфичных видов литературы — лирической поэзии. Все это явилось новым словом в татарской реалистической поэзии, принципиально новым не только по отношению к предшествующей, но и современной Тукаю поэзии, качеством художественного отображения жизни в лирике.
Следует отметить, что в развитии различных стилевых линий татарской лирической  поэзии, в  разработке форм и  приемов психологического анализа в   ней принимали участие самые различные поэты эпохи. Одно из центральных мест в этом процессе занимает, например, лирика М. Гафури. Назовем хотя бы такие его стихотворения, как «Душа болит», «Жалею», «Враги», «Пролитая   слеза»,    «Жизнь»,    «Продажные»,     «Раздумье», «В одну ночь» и другие, которые стали яркими образцами глубокого анализа    внутренней    жизни человека. А приемы    психологического анализа,    использованные М.    Гафури   в стихотворениях    «Сожаление»     (1909), «Уныние и тоска»,     (1911),     «Надежда    не потеряна» (1912), напоминают тукаевские принципы изображения внутреннего    мира  человека,   когда    мучительные раздумья, элегические   размышления   автора завершаются оптимистической  мыслью — верой в осуществление своих   желаний, в   наступление светлых   дней.
Обращение к отдельным элементам психологической характеристики лирического героя можно видеть и в поэзии Н. Думави («Прошло, проходит…», «Душа болит…», «Узник», «Вечный узник» и др.), М. Укмаси («Капитал», «Счастье мое», «К кукушке»), очень своеобразными поэтами-психологами выступили Дэрдменд и С. Рамиев.
Однако лирика вышеназванных татарских поэтов с точки зрения рассматриваемого вопроса во многом уступает лирике Тукая. Разница эта — в содержании и масштабах психологизма, в формах и принципах психологического анализа. Возьмем лирику Дэрдменда. Он — крупный и тонкий лирик, в его стихах все подчинено воспроизведению душевного состояния человека; что ни деталь, что ни картина, пейзаж — все служит выражению настроения, имеет психологический подтекст. Лирика поэта в высшей степени емка и ассоциативна. Каждое стихотворение — это небольшая лирическая миниатюра, требующая внимательного и вдумчивого чтения. Все это, бесспорно, огромное достижение поэзии Дэрдменда; трудно переоценить роль поэта в развитии татарской лирики, плодотворное воздействие его на татарских поэтов последующих поколений.
Но именно такая особенность творческого почерка или стиля Дэрдменда и отличает его от Тукая-психолога. Частое обращение к условным образам, лаконичность и сжатость не позволяют Дэрдменду представить духовный мир лирического героя в различных состояниях, во всей полноте и сложности, не позволяют выразить чувства и переживания в их движении, в процессе их проявления. Большую часть лирики Дэрдменда составляют малые лирические формы — двустишия, четверостишия. Каждое стихотворение его — это обычно небольшой психологический этюд, лирическая зарисовка; в них воспроизводится    какой-то один   момент душевного  состояния    лирического    героя.    Психологизм Дэрдменда — это   как бы неразвернутый,   нераскрытый в самом тексте психологизм. Этим и объясняется, видимо, обилие в его   стихотворениях    многоточий.    Ставя вопросы, думая о чем-то, сообщая о каком-то явлении, Дэрдменд не всегда развивает   и разрешает тему или договаривает мысль, а как бы останавливается в недоумении, в растерянности. У Тукая    даже его «пессимистические» стихи мотивированы, обусловлены внешними обстоятельствами; уже в самом   тексте поэт указывает на причины того или иного состояния, исследует и анализирует мотивы того или иного чувства. Тем и достигается жизненность, достоверность лирических переживаний Тукая, всеобщий характер его чувств.
Конечно, неверно было бы говорить о том, что каждый поэт всегда и  непременно    должен    давать  такое изображение, такие формы  психологического   анализа, какие имеются у Тукая.    Ведь важна    и    необходима любая поэтическая  форма,  которая    служит художественному отображению жизни; как писал  Н. Г.  Чернышевский, писатель должен «уметь играть не одной этой струной»   (т. е. давать    прямой    психологический   анализ.— Л. Н.); однако он «может играть или не играть на ней, но самая способность  играть    на   ней придает уже его таланту особенность,    которая   видна во всем постоянно»* (* Н. Г. Чернышевский.    Полное   собрание    сочинений    в 15-ти томах, т. 3. М., ГИХЛ, стр. 425.). И сравнивая Дэрдменда с Тукаем, мы не говорим о превосходстве таланта того или другого поэта, просто хотим сказать, что большим, по сравнению с другими поэтами, умением играть на струне, какой является психологический анализ, и отличается,    нам кажется,   талант   Г. Тукая.

(Источник: Лаисов Н. Лирика Тукая (Вопросы метода и жанра). – Казань: Таткнигоиздат., 1976. – 167 с.).


Оглавление >>>


Перелистывая страницы прошлых лет >>>
Художественный метод Тукая-лирика (к становлению творческих принципов поэта) >>>
Сплав реализма и романтизма >>>
Единство и многообразие >>>
Продолжение доброй традиции >>>

От alex009

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *